Даниил Хармс: биография и интересные факты. Литературно-исторические заметки юного техника

Даниил Хармс. Стихи для детей

Широко известен как детский писатель и автор сатирической прозы. С 1928 по 1941 г. он постоянно сотрудничает в детских журналах Еж, Чиж, Сверчок, Октябрята. У Хармса выходит около 20 детских книг. Стихи и проза для детей дают своеобразный выход игровой стихии Хармса, но писались они исключительно для заработка и особого значения автор им не придавал. Отношение же к ним официальной партийной критики было однозначно отрицательным. В нашей стране долгое время Хармс был известен, прежде всего, как детский писатель. К. Чуковский и С. Маршак высоко ценили эту ипостась его творчества, даже в какой-то степени считали Хармса предтечей детской литературы. Переход на творчество для детей (и феноменальный успех у детской читательской аудитории) был обусловлен не только вынужденными внешними обстоятельствами, но более всего тем, что детское мышление, не связанное привычными логическими схемами, более склонно к восприятию свободных и произвольных ассоциаций. Неологизмы Хармса напоминают исковерканные ребенком слова или сознательные аграмматизмы («скаска», «песенька», «щекалатка», «валеньки», «сабачка» и т.д.).

Даниил Иванович Хармс, настоящая фамилия Ювачев, родился 30 декабря (17 декабря по старому стилю) 1905 года в Санкт-Петербурге. Его отец был морским офицером. В 1883 году за соучастие в народовольческом терроре он был привлечен к суду, провел четыре года в одиночной камере и более десяти лет на каторге, где пережил религиозное обращение: наряду с мемуарными книгами "Восемь лет на Сахалине" (1901) и "Шлиссельбургская крепость" (1907) он опубликовал мистические трактаты "Между миром и монастырем" (1903), "Тайны Царства Небесного" (1910).

Мать Хармса имела дворянское происхождение, заведовала в 1900-е годы приютом для бывших каторжанок в Петербурге.

После революции она стала кастеляншей в Барачной больнице имени С.П. Боткина, отец работал старшим ревизором Государственных сберегательных касс, а позже — заведующим счетным отделением рабочего комитета на строительстве Волховской ГЭС.

В 1915-1918 годах Даниил учился в привилегированном Главном немецком училище святого Петра в Петрограде (Петришуле).

В 1922-1924 годах — во 2-й Детскосельской единой трудовой школе, бывшей гимназии в Царском Селе, где директором и преподавателем русской словесности была его тетя Наталья Колюбакина.

В 1924-1926 годах проходил обучение в Первом Ленинградском электротехникуме, откуда был отчислен за "слабую посещаемость и неактивность в общественных работах".

В начале 1920-х годов Даниил Ювачев выбрал себе псевдоним "Хармс", который постепенно настолько "прирос" к нему, что превратился в часть фамилии.

В 1930-е годы, когда всем советским гражданам выдали паспорта, он приписал к своей фамилии через дефис вторую часть, так что получилось "Ювачев-Хармс".

Псевдоним "Хармс" исследователями трактуется как "обаяние", "чары" (от французского charm), как "вред" и "несчастье" (от английского harm) и как "чародей". Кроме основного псевдонима Даниил использовал еще около 30 псевдонимов — Чармс, Гармониус, Шардам, Дандан, а также Иван Топорышкин, Карл Иванович Шустерлинг и др.

Стихи он начал писать во время учебы в школе, позже избрал поэзию своей основной профессией.

Самое раннее из сохранившихся стихотворений Хармса "В июле как-то лето наше…" относится к 1922 году.

Большое влияние на раннего Хармса оказал поэт Александр Туфанов, продолжатель Велимира Хлебникова, автор книги "К зауми", основавший в марте 1925 года Орден Заумников, в ядро которого вошел и сам Хармс, взявший себе титул "Взирь зауми".

Отход от Туфанова предопределила дружба с поэтом Александром Введенским, вместе с которым в 1926 году Хармс создал "Школу чинарей" — камерное сообщество, куда помимо двух поэтов вошли философы Яков Друскин, Леонид Липавский и поэт, впоследствии редактор детского журнала "Еж" Николай Олейников. Главной формой деятельности "чинарей" стали выступления с чтением своих стихов.

В 1926 году стихотворение Хармса "Случай на железной дороге" было опубликовано в сборнике стихов, в 1927 году "Стих Петра Яшкина" было напечатано в сборнике "Костер".

В 1928 году Хармс стал участником литературной группы Объединения Реального Искусства (ОБЭРИУ), в которую входили поэты Александр Введенский, Николай 3аболоцкий и др., использовавшие приемы алогизма, абсурда, гротеска. На организованном объединением вечере "Три левых часа" гвоздем программы стала постановка пьесы Хармса "Елизавета Бам".

В этом же году писатель Самуил Маршак привлек Хармс к работе в ленинградском отделе издательства детской литературы "Детгиз". В печати были опубликованы "Иван Иваныч Самовар" (1928), "Иван Топорышкин" (1928), "О том, как папа застрелил мне хорька" (1929), "Веселые чижи" (в соавторстве с Маршаком, 1929), "Миллион" (1930), "Врун" (1930) и другие. Стихи Хармса выходили 11 отдельными изданиями.

В декабре 1931 года Хармс вместе с другими работниками ленинградского детского сектора издательства был арестован по подозрению в антисоветской деятельности, был приговорен к заключению на три года, что было в 1932 году заменено ссылкой в Курск, куда его сопроводили вместе с Введенским. В 1932 году ему удалось вернуться в Ленинград, где он продолжил сотрудничать в журналах "Еж" и "Чиж", опубликовал вольный перевод повести немецкого поэта Вильгельма Буша "Плих и Плюх".

В 1934 году Хармс был принят в Союз писателей СССР. В этом же году он начал работу над философским трактатом "Существование", который не был завершен.

В марте 1937 года в журнале "Чиж" было опубликовано стихотворение "Из дома вышел человек", повествующее о том, как в СССР человек вышел из дома и бесследно исчез. После этого Хармса перестали печатать и в детских изданиях. В том же году он приступил к созданию прозаического цикла "Случаи".

В конце мая — начале июня 1939 года Хармс написал повесть "Старуха", которое многие исследователи считают главным в творчестве писателя.

Осенью 1939 года Хармс симулировал психическое заболевание, в сентябре-октябре лежал в нервно-психиатрическом диспансере Василеостровского района, где ему был поставлен диагноз "шизофрения".

Летом 1940 года написал рассказы "Рыцари", "Победа Мышина", "Лекция", "Пашквиль", "Помеха", "Упадание", в сентябре — рассказ "Власть", позже — рассказ "На кровати метался полупрозрачный юноша…".

В 1941 году, впервые после 1937 года, вышли две детские книги с участием Хармса.

Последним из дошедших произведений Хармса стал рассказ "Реабилитация", написанный в июне 1941 года.

23 августа 1941 года Хармс был арестован, обвинен в антисоветской деятельности. В середине декабря был переведен в психиатрическое отделение тюремной больницы при "Крестах".

2 февраля 1942 года Даниил Хармс умер в заключении в блокадном Ленинграде от истощения. Имя его было вычеркнуто из советской литературы.

В 1960 году сестра Хармса Елизавета Грицына обратилась к Генеральному прокурору СССР с просьбой пересмотреть дело брата. 25 июля 1960 года постановлением прокуратуры Ленинграда Хармс был признан невиновным, его дело было закрыто за отсутствием состава преступления, а сам он реабилитирован.

В СССР был издан сборник его детских стихотворений "Игра" (1962). С 1978 года в ФРГ публиковалось его собрание сочинений. К середине 1990-х годов Хармс занял место одного из главных представителей русской художественной словесности 1920-1930-х годов, противостоящей советской литературе.

Первое полное трехтомное собрание сочинений Даниила Хармса вышло в России в 2010-х годах.

Даниил Хармс был дважды женат. Первая супруга — Эстер Русакова, дочь бывшего политэмигранта, после развода с писателем в 1937 году вместе со своей семьей была арестована, осуждена на пять лет лагерей и вскоре скончалась в Магадане.

Вторая жена Хармса — Марина Малич, происходила из рода Голицыных, после смерти мужа была эвакуирована из блокадного Ленинграда в Пятигорск, откуда была угнана немцами на принудительные работы в Германию. Ей удалось попасть во Францию, позже Марина эмигрировала в Венесуэлу. По ее воспоминаниям литературовед Владимир Глоцер написал книгу "Марина Дурново: Мой муж Даниил Хармс".

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Хармс Даниил (17.12.1905 – 02.02.1942) – русский писатель, поэт. Был членом Объединения реального искусства. При жизни был известен как автор детских произведений.

Истоки литературной деятельности

Фамилия писателя при рождении – Ювачев. Родился Даниил Иванович в Санкт-Петербурге. Его отец был революционером, участником Народной воли, писателем. Имел знакомство со Львом Толстым, Антоном Чеховом и др. Отбывал ссылку на Сахалине, где работал на метеостанции. После ссылки служил во флоте, затем ревизором. Мать была на десять лет младше отца, возглавляла женское убежище для бывших заключенных. Сначала Даниил обучался в школе при Петришуле – старейшем учебном заведении Петербурга, затем – во второй трудовой школе. В 1924 году поступил в электротехникум, откуда был исключен спустя два года.

Псевдоним Хармс присваивает себе около 1922 года. По поводу происхождения этого имени выводы исследователей рознятся. В рукописях Хармса находили множество других псевдонимов. В 1926 году становится членом Союза поэтов, начинает выступать с чтением стихотворений разных авторов, в том числе и собственных произведений. Вступление в «Орден заумников» соответствующим образом влияет на его творчество. Также входит в содружество «чинарей», среди которых были А. Введенский, Я. Друскин и др.

Детское фото Даниила, 1910

Хармс предпринимал активные попытки соединить поэтов и художников «левого» толка. Организовал такие объединения, как «Левый фланг» и «Академия левых классиков». К 1927 году образовывается объединение ОБЭРИУ. К обэриутам относились Н. Заболоцкий, Б. Левин, И. Бахтерев и др. Самое масштабное собрание представителей, получившее название «Три левых часа», состоялось в начале 1928 года. Хармс специально для этого вечера написал пьесу «Елизавета Бам».

Произведения для детей

Под воздействием С. Маршака и Б. Житкова члены объединения в 1927 году обращаются к творчеству для детей. До конца 30- годов Хармс работал с детскими изданиями «Еж», «Сверчок» и др. Он писал рассказы, стихотворения, придумывал головоломки, забавные комментарии к рисункам. Хотя обэриутам было не по нраву писать детские произведения, Хармс, в отличие от Введенского, подходил к работе со всей ответственностью.
Хармс стал автором девяти детских книг с иллюстрациями в 1928 – 1931 годах, среди них «Миллион», «Игра», «Театр». На «Озорную пробку» впоследствии в течение десяти лет был наложен цензурный запрет. В 1937 году Даниил Иванович перевел на русский язык произведение «Плих и Плюх» В. Буша, в 1940 году написал книжку «Лиса и заяц».

Автопортрет Хармса, 1924

Жизнь Хармса в 30-е годы

В 1931 году членов ОБЭРИУ обвинили в антисоветских настроениях, Хармс был выслан в Курск, где прожил несколько месяцев. После возвращения из ссылки его жизнь меняется к худшему: объединение распадается, детских произведений выходит все меньше, усложняется материальное положение.

В это время в творчестве также происходит переломный момент: Хармс переходит к прозаическим произведениям, больше внимания уделяет взрослой литературе. Он пишет серию рассказов «Случаи», множество небольших повестей, коротких сценок. При жизни писателя большую часть взрослых произведений не издавали. Продолжает дружить с бывшими обэриутами. На встречах они обсуждают свои новые творения, философские проблемы. Эти беседы были записаны Л. Липавским. В 1937 году происходит разгром детского издательства в Петербурге.

Личная жизнь

Даниил был женат дважды. В 1928 году женился на Э. Русаковой. Судя по дневникам Хармса, отношения в семье были довольно сложными. Первой жене он посвятил многие произведения второй половины 20-х годов. Союз распался спустя четыре года. Позже Русакова была сослана на Колыму, где погибла.

В 1934 году писатель заключил брак с Мариной Малич. Вместе они прожили до его ареста. Малич он посвятил часть своего творчества, в том числе «Случаи». После смерти мужа она эвакуировалась на Кавказ. Оттуда после германской оккупации ее вывезли немцы в качестве остарбайтера. В послевоенное время жила в странах Европы и Америки.

Д. Хармс, 1938

Последние годы и память

В 1941 году Хармса арестовали за так называемые «пораженческие настроения». Писателю грозил расстрел, но он симулировал психическое расстройство. Суд отправил Хармса на лечение в больницу при «Крестах». Даниил Иванович скончался на 37 году жизни во время блокады. В феврале 1942 года в Ленинграде от голода умерло наибольшее количество людей. Жене же сначала сообщили, что писатель перевезен в Новосибирск. В 1960 году Хармса полностью реабилитировали посмертно по ходатайству его сестры.

При жизни писателя была опубликована лишь малая часть его произведений, особенно взрослых, однако удалось сохранить архив с его рукописями. Издания Хармса стали появляться в 70-х годах за границей. В СССР в 1988 году был опубликован «Полет в небеса». В 90-х годах вышло собрание сочинений Хармса, теперь его произведения регулярно выпускаются издательствами.

На доме Хармса в 2005 году размещена памятная доска, на которой изображен портрет писателя, строка из его стихотворения и памятная надпись. Его именем назвали астероид, улицу в Петербурге. Также учреждена литературная премия Хармса. Его произведения были экранизированы более двадцати раз, о жизни Даниила Ивановича снято пять фильмов, как документальных, так и художественных. Кроме того, по его произведениям в российских театрах проходят театральные постановки: спектакли, балет и опера.

Количество написанного о Хармсе в последние десятилетия лишь умножает число вопросов как о разнообразных источниках и свойствах его творчества, так и о многих эпизодах его биографии. Хармс был и остаётся совершенно необъяснимым явлением в истории отечественной литературы. И по сей день даже весьма уважаемые учёные – филологи, историки, литературоведы, считающие себя специалистами по Хармсу - не берутся создать сколько-нибудь подробное жизнеописание этого писателя. Для написания его «официальной» литературной биографии, в которой реальные моменты жизни были бы увязаны и согласованы с основными этапами творчества, на сегодняшний момент недостаёт не столько фактов, сколько их мотивировок. А без этого биография творческой личности, как считает исследователь текстов Д. Хармса филолог В. Сажин, «если не превращается в плод фантазии биографа, то остается лишь конспектом или хронографом.» К сожалению, пока исследователи не располагают достаточными данными для выхода за эти рамки. Поэтому в данной статье приведён лишь конспект биографии Даниила Хармса, с указанием общеизвестных фактов и тех обстоятельств, которые нуждаются ещё в более глубоком изучении и разъяснении.

Семья и предки

Биография отца Хармса, Ивана Павловича Ювачёва (1860-1940), хорошо известна историкам так называемого «освободительного движения» в России. Он был сыном полотёра Зимнего дворца, получил штурманское образование в техническом училище морского ведомства в Кронштадте, несколько лет прослужил на Чёрном море. Неизвестно, кто или что повлияло на его политические взгляды, но в начале 1880-х годов он оказался единомышленником народовольцев и по знаменитому «процессу 14-и». 28 сентября 1884 года И.П. Ювачёв был приговорен к смертной казни через повешение, но вскоре приговор был заменен 15-летней каторгой. Из этого срока первые 4 года осуждённый должен был провести в одиночном заключении в Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепости.

Здесь он из воинствующего атеиста превратился в столь же ревностного поборника христианства с сильной долей мистицизма. На сахалинской каторге И.П. Ювачёв два года проработал в ножных кандалах, а затем, видимо, используя его штурманское образование, начальство определило его заведовать метеостанцией.

Не отбыв всего срока, И. П. Ювачёв в 1895 году был освобождён, жил во Владивостоке, совершил кругосветное плавание. Совершенно неизвестны обстоятельства, вследствие которых в 1899 году он вернулся в Петербург. Известно лишь, что служить Ювачёв-старший определился в инспекцию Управления сберегательными кассами на должность, связанную с постоянными инспекционными поездками по России. В течение нескольких лет он выпускает одну за другой биографические книги «Восемь лет на Сахалине» (СПб., 1901) и «Шлиссельбургская крепость» (М., 1907). Из-под пера бывшего народовольца вышло также немалое количество проповеднических брошюр (под псевдонимом И. П. Миролюбов), в которых автор толкует Священное Писание, пропагандирует благонравие и почитание церковных уставов.

Между тем, занятия И.П. Ювачёва метеорологией и астрономией были высоко оценены. В 1903 году он стал членом-корреспондентом Главной физической обсерватории Академии наук (в связи с этим стоит вспомнить часто появляющегося в текстах Хармса астронома).

В апреле того же 1903 года И. П. Ювачёв женился на дворянке Надежде Ивановне Колюбакиной (1876-1928). В то время она заведовала прачечной в убежище принцессы Ольденбургской, а с годами стала начальницей всего заведения - места, где женщины, освободившиеся из тюрьмы, получали приют и работу. Как произошло знакомство родителей Даниила Хармса - неизвестно. В январе следующего, 1904 года, Надежда Ивановна родила сына, названного Павлом, но уже в феврале он умер.

17 (30) декабря 1905 года родился второй сын. В этот день Иван Павлович сделал в записной книжке следующую запись:

3-й пункт этой записи «тёмен» и связан, скорее всего, с личным отказом бывшего народовольца от прежних убеждений. Что же касается до библейского пророка Даниила, то он станет «самым дорогим» и для Хармса.

5 (18) января 1906 года мальчик был крещён в церкви собора Пресвятой Богородицы при убежище принцессы Ольденбургской (ныне - Константиноградская ул., на территории Котлотурбинного института). Крестными были, видимо, брат Ивана Павловича - Пётр Павлович Ювачёв и «дочь губернского секретаря девица Наталия Иванова Колюбакина». Последняя - старшая сестра Надежды Ивановны (1868-1942), преподаватель словесности и директор Царскосельской Мариинской женской гимназии. Там же, в Царском Селе, жила и младшая сестра матери - Мария Ивановна Колюбакина (1882? - 1943?), кажется, как и старшая, не имевшая семьи. Эти три женщины и воспитывали Даниила. Отец по долгу службы постоянно находился в разъездах и руководил воспитанием по переписке с женой. Причём тон его писем и указаний был тем суровее, чем мягче и трепетнее относилась к сыну мать. Отсутствие отца компенсировалось его обычаем писать письма с завидной частотой и регулярностью, и таким образом его голос постоянно был слышен в семье. Для маленького Даниила это создавало достаточно фантастический эффект зримого отсутствия при постоянном ощущении участия отца в его реальной жизни. Отец стал для Хармса неким высшим существом, уважение к которому, как свидетельствуют легенды, воплощалось, например, в том, что сын, до конца жизни отца, вставал в его присутствии и разговаривал с отцом только стоя. Можно предположить, что «седой старик» в очках и с книгой, являющийся в нескольких текстах Хармса, навеян именно обликом отца. Поразительно, что мать не только никак (за исключением, может быть, одного стихотворения) не воплотилась в текстах Хармса, но даже её кончина в 1928 году не зафиксирована в его записных книжках.

Ранние годы

В 1915 году Даниил Ювачёв поступает в первый класс реального училища, входившего в состав Главного немецкого училища святого Петра в Петрограде (Петершуле). Причины выбора родителями именно этой школы неизвестны. Во всяком случае, здесь юноша получил хорошее знание немецкого и английского языков. Здесь уже проявилась и его склонность к разнообразным мистификациям (в этом возрасте они воспринимались как забавные детские игры). Будущий писатель играл на валторне во время уроков (неизвестно, откуда он её взял), уговаривал учителя не ставить ему двойку – «не обижать сироту» - и т.п.

В голодные годы Гражданской войны Даниил вместе с матерью уехал к её родным в Поволжье. По возвращении в Петроград мать поступила на работу кастеляншей в Барачную больницу им. С. П. Боткина, и здесь, на Миргородской, д. 3/4, семья жила до переезда в 1925 году на Надеждинскую. В этой больнице заработал свой первый трудовой стаж и Хармс - с 13 августа 1920 по 15 августа 1921 года он служил «в должности подручного монтёра». Период с 1917 по 1922 годы является, пожалуй, самым недокументированным, а потому исследователям и по сей день не удаётся заполнить множество «белых пятен» в биографии Даниила Хармса.

Известно, что в сентябре 1922 года родители почему-то сочли пребывание сына в Петрограде неудобным и отправили его к тётке - Н. И. Колюбакиной. Она по-прежнему директорствовала, только теперь её бывшая гимназия называлась 2-й Детскосельской советской единой трудовой школой. Здесь Даниил в два года завершил свое среднее образование и летом 1924 года поступил в Ленинградский электротехникум. Отец, служивший по финансовой части в «Волховстрое», содействовал тому, чтобы за сына походатайствовал Рабочий комитет, иначе бы юношу «непролетарского» происхождения в техникум не приняли. Но обучение в техникуме было юному Хармсу в тягость, и уже 13 февраля 1926 года он был оттуда отчислен.

Склонность к фантазиям, мистификациям, сочинительству, как говорилось, отмечены ещё в раннем детстве будущего писателя. В 14-летнем возрасте Даня Ювачёв составил тетрадь из 7 рисунков (пером, тушью), содержание которых до сих пор ещё остается загадкой для исследователей творчества Хармса. Но в них очевидны уже те мотивы, которые будут позднее присутствовать в его основном творчестве: астроном, чудо, колесо и т.д. Уже в юном возрасте заметна склонность к шифровке, вуалированию прямых значений предметов и явлений, присущая Хармсу на протяжении всей его литературной жизни.

Псевдоним

Первый известный литературный текст Хармса написан в 1922 году и имеет подпись ДСН. Из этого очевидно, что в то время Даниил Ювачёв уже избрал себе не только судьбу писателя, но и псевдоним: Даниил Хармс. В дальнейшем он станет его на разные лады варьировать и вводить новые псевдонимы, доведя их общее число почти до двадцати.

О значении литературного имени Хармс существует несколько версий. По мнению А. Александрова, в основе лежит французское слово charmе - обаяние, чары. Но отец Даниила, судя по сохранившимся сведениям, знал о провоцирующем негативном значении этого имени: «Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды» (запись в записной книжке Хармса от 23 декабря 1936 года). Действительно, по воспоминаниям художницы А. Порет, Хармс объяснял ей, что по-английски это слово означает несчастье (буквально «harm» – «напасти»). Однако Хармсу всегда было свойственно вуалировать (или размывать) прямые значения слов, действий, поступков, поэтому искать расшифровки его псевдонима можно и в других языках.

Прежде всего, это санскритское Dharma – «религиозный долг» и его исполнение, «праведность», «благочестие». Хармс мог знать от отца, что псевдоним Миролюбов, под которым выходили его проповеднические книги и статьи, тот изображал двумя написанными по-древнееврейски словами «мир» и «любовь». По аналогии с этим (да и из собственных занятий ивритом) Хармс мог ассоциировать свой псевдоним со словом hrm (herem), что означает отлучение (от синагоги), запрещение, уничтожение. Ввиду таких значений вполне логично выглядит приведённое выше предупреждение (предостережение) отца сыну.

Следует учесть и то, что Хармс с юного возраста увлекался мифологией, историей и литературой Древнего Египта. Следы этого интереса потом во множестве и своеобразно проявятся в его произведениях, а самые ранние свидетельства заметны уже в названных рисунках 1919 года и в особенности в рисунке 1924 года, изображающем некое лицо с подписью: «Тот». Это один из главных египетских богов, бог мудрости и письма, которого греки отождествляли впоследствии с Гермесом Трисмегистом, носителем сокровенного знания всех поколений магов. Трансформации, которые придавал с самого начала творчества своему псевдониму Хармс, напоминают магические манипуляции, которые, по канонам магии, необходимы, чтобы подлинное значение имени оставалось в тайне от непосвященных. Тем самым оно было защищено от неблагоприятных воздействий.

«Чинарь взиральник»

Вскоре к литературному имени Даниил Хармс добавилась не менее загадочная часть: «чинарь взиральник» или просто – «чинарь».

В начале 1925 года Хармс познакомился (неизвестно, при каких именно обстоятельствах) с поэтом А. В. Туфановым (1877-1941), почитателем и продолжателем В.В. Хлебникова, автора книги «К зауми» (1924). Туфанов в марте 1925 года основал «Орден заумников DSO», в ядро которого входил и Хармс, взявший себе титул «Взирь зауми».

Через Туфанова Хармс сблизился с А.И. Введенским (1907-1941), учеником более ортодоксального поэта-«хлебниковца» И.Г.Терентьева (1892–1937), создателя ряда агитпьес, в том числе «актуализующей» сценической обработки «Ревизора», спародированной в «Двенадцати стульях» И.Ильфа и Е.Петрова.

Идеи Туфанова об особом «восприятии пространства и времени» и вследствие этого - особом языке, которым должна говорить современная литература, были с самого начала близки Хармсу и оказали на него сильнейшее влияние. В течение этого года у Хармса образовались две тетради стихотворений, которые он 9 октября 1925 года представил вместе с заявлением о приёме в Ленинградское отделение Всероссийского союза поэтов. 26 марта 1926 года поэт Даниил Хармс (Ювачёв) был в него принят. Среди этих стихотворений часто встречается подпись: чинарь.

Это слово было придумано Введенским, который в 1922 году основал дружеский союз «чинарей» вместе со своими бывшими соучениками по гимназии Л. Лентовской (Петроградской 10-й трудовой школе) Я. С. Друскиным (1902-1980) и Л.С. Липавским (1904-1941). И им, получившим прекрасное образование, склонным к мистическому философствованию и литературному творчеству, было свойственно избегать прямых и односмысленных формулировок и наименований. Никогда никто из них не дал расшифровки значения слова «чинарь». Поэтому можно лишь гадать: значит ли это слово духовный ранг, восходит ли к славянскому корню «творить» и т.п. и т.д. Важнее всего то, что Хармс, познакомившись с этими людьми в середине 1925 года, обрёл друзей, которые до конца жизни остались его ближайшими интеллектуальными и творческими единомышленниками. Л. Липавский (под псевдонимом Л.Савельев) и А. Введенский будут вместе с Хармсом работать в детских журналах. Я. Друскин в 1930-е годы останется последним собеседником и духовно близким для Хармса человеком. Он же сохранит от уничтожения архив писателя.

Хармс как незаурядная творческая личность стал быстро тяготиться ученичеством у Туфанова: ему хотелось деятельности более широкой как в творческом, так и в общественном плане. Именно этим исследователи объясняют его уход от Туфанова, организацию Фланга левых, названного затем - Левый Фланг, и, наконец, основание «Академии левых классиков». Всякий раз это была такая организация, в которой непременно участвовали люди разных творческих интересов: художники, музыканты, драматические артисты, кинематографисты, танцоры и, разумеется, писатели.

В 1926 году в Ленинграде образуется театр «Радикс». Для постановки избирается пьеса «Моя мама вся в часах», составленная из произведений Хармса и Введенского. Это должно было быть синтетическое представление с элементами драмы, цирка, танца, живописи. Но дальше репетиций спектакля дело не пошло. Помещение для репетиций труппы решено было просить в Институте художественной культуры (ИНХУК), у его заведующего – знаменитого художника К. Малевича. Так в октябре 1926 года произошло знакомство Хармса с К. Малевичем, а в декабре того же года художник согласился вступить в очередной союз левых сил, задуманный Хармсом. Свидетельством приязненных чувств Малевича осталась его дарственная надпись Хармсу на своей книге «Бог не скинут» (Витебск, 1922): «Идите и останавливайте прогресс».

Впервые в скандальном контексте имя Хармcа попало на страницы печати после его выступления 28 марта 1927 года на собрании литературного кружка Высших курсов искусствоведения при Государственном институте истории искусств. 3 апреля появился отклик на это выступление: «...третьего дня собрание литературного кружка... носило буйный характер. Пришли «чинари» - читали стихи. Все шло хорошо. И только изредка собравшиеся студенты смеялись или вполголоса острили. Кое-кто даже хлопая в ладоши. Покажи дураку палец - он и засмеется. «Чинари» решили, что успех обеспечен. «Чинарь» Хармс, прочитав несколько своих стихов, решил осведомиться, какое действие они производят на аудиторию.

«Чинари» обиделись и потребовали удаления Берлина с собрания. Собрание единодушно запротестовало.

Тогда, взобравшись на стул, «чинарь» Хармс, член Союза поэтов, «великолепным» жестом подняв вверх руку, вооруженную палкой, заявил:

Я в конюшнях и публичных домах не читаю!

Студенты категорически запротестовали против подобных хулиганских выпадов лиц, являющихся в качестве официальных представителей литературной организации на студенческие собрания. Они требуют от Союза поэтов исключения Хармса, считая, что в легальной советской организации не место тем, кто на многолюдном собрании осмеливается сравнить советский ВУЗ с публичным домом и конюшнями».

Хармс не отказался от своих слов в написанном им вместе с Введенским заявлении в Союз поэтов. Он пояснил, что своё выступление считает соответствующим оказанному им приёму, а данную им публике характеристику - меткой.

Если судить по известным выступлениям Хармса, ему доставляла удовольствие бурная деятельность на сцене, не пугала, а скорее подзадоривала реакция публики на его экстравагантные тексты и часто шокирующую форму выступлений. Конечно, элемент провокации был умышленно заложен Хармсом в своё поведение. Но в те годы это считалось нормой художественной жизни. Манеру выступлений имажинистов, вчерашних футуристов и даже Маяковского сегодня бы назвали модным словечком «стёб», и тогда она имела целью привлечь к себе внимание публики, «переплюнуть» литературных конкурентов, создать себе скандальную славу.

ОБЭРИУты

В 1927 году директор Дома печати В. П. Баскаков предложил Академии левых классиков стать секцией Дома и выступить с большим вечером, поставив условие: снять из наименования слово «левый». Судя по всему, Хармс и Введенский не очень стояли за какое-то определённое наименование, поэтому тут же было придумано «Объединение реального искусства», которое при сокращении (в соответствии с хармсовской установкой на игру с прямым узнаванием и наименованием) трансформировалось в ОБЭРИУ. Причём буква «у» была добавлена в аббревиатуру, как принято сейчас выражаться, «для прикола», что как нельзя нагляднее демонстрирует суть творческого мировоззрения участников группы.

Датой образования ОБЭРИУ считается 24 января 1928 года, когда в Ленинградском Доме печати состоялся вечер «Три левых часа». Именно на нём обэриуты впервые заявили об образовании группы, представляющей «отряд левого искусства». В литературную секцию ОБЭРИУ вошли И. Бахтерев, А. Введенский, Д.Хармс (Ювачёв), К. Вагинов (Вагенгейм), Н.Заболоцкий, писатель Б.Левин. Потом состав группы менялся: после ухода Вагинова к ней присоединились Ю. Владимиров и Н. Тювелев. К обэриутам были близки Н.Олейников, Е.Шварц, а также художники К.Малевич и П.Филонов.

Тогда же увидел свет первый (и последний) манифест нового литературного объединения, в котором декларировался отказ от традиционных форм поэзии, излагались взгляды обэриутов на различные виды искусства. Там же было заявлено, что эстетические предпочтения членов группы находятся в сфере авангардного искусства.

В конце 1920-х годов обэриуты попытались заново вернуться к некоторым традициям русского модернизма, в частности футуризма, обогатив их гротескностью и алогизмом. В пику насаждаемому в искусстве «соцреализму», они культивировали поэтику абсурда, предвосхитив европейскую литературу абсурда, по крайней мере, на два десятилетия.

Не случайно поэтика обэриутов основывалась на понимании ими слова «реальность». В Декларации ОБЭРИУ говорилось: «Может быть, вы будете утверждать, что наши сюжеты „не-реальны“ и „не-логичны“? А кто сказал, что „житейская“ логика обязательна для искусства? Мы поражаемся красотой нарисованной женщины, несмотря на то, что, вопреки анатомической логике, художник вывернул лопатку своей героине и отвел ее в сторону. У искусства своя логика, и она не разрушает предмет, но помогает его познать».

«Истинное искусство,- писал Хармс,- стоит в ряду первой реальности, оно создает мир и является его первым отражением». В таком понимании искусства обэриуты являлись «наследниками» футуристов, которые также утверждали, что искусство существует вне быта и пользы. С футуризмом соотносится обэриутская эксцентричность и парадоксальность, а также антиэстетический эпатаж, который в полной мере проявлялся во время публичных выступлений.

Вечер «Три левых часа», по которому отсчитывается история ОБЭРИУ (весьма и весьма короткая) был, пожалуй, бенефисом Хармса. В первом отделении он читал стихи, стоя на крышке огромного лакированного шкафа, а во втором была поставлена его пьеса «Елизавета Бам». Разгромная статья Л. Лесной осталась памяткой об этом событии, помогающей немного представить атмосферу вечера.

В 1928-29 годах выступления обэриутов проходили повсеместно: в Кружке друзей камерной музыки, в студенческих общежитиях, в воинских частях, в клубах, в театрах и даже в тюрьме. В зале развешивались плакаты с абсурдистскими надписями: «Искусство - это шкап», «Мы не пироги», «2х2=5», а в концертах почему-то участвовали фокусник и балерина.

Известный кинодраматург и режиссёр К.Б. Минц, который недолго сотрудничал в кинематографической секции ОБЭРИУ, так вспоминал о некоторых эпатажных акциях «Обьединения»:

Произведения для детей

В конце 1927 года Н. Олейников и Б.Житков организовали «Ассоциацию писателей детской литературы» и пригласили в неё своих приятелей обэриутов, в том числе и Хармса. С 1928 по 1941 год Д.Хармс постоянно сотрудничает в детских журналах «Еж» (ежемесячный журнал), «Чиж» (чрезвычайно интересный журнал), «Сверчок» и «Октябрята». За это время у него выходит около 20 детских книг.

Во многих публикациях о Хармсе говорится, что детские произведения являлись для писателя чем-то вроде "отхожего промысла" и писались исключительно ради заработка (с середины 1930-х годов более чем скудного). О том, что сам Хармс придавал очень малое значение своим детским произведениям, свидетельствуют его дневники и письма. Но нельзя не признать и то, что стихи для детей являются естественным ответвлением творчества писателя и дают своеобразный выход его любимой игровой стихии. Разве ребёнок придаёт особое значение игре? Несмотря на свою малочисленность, детские стихи Хармса до сих пор имеют статус особой, неповторимой страницы в истории детской русскоязычной литературы. Печатались они стараниями С.Я.Маршака и Н. Олейникова. Отношение к ним руководящей критики, начиная со статьи в «Правде» (1929) «Против халтуры в детской литературе», было однозначным. Вероятно, поэтому приходилось постоянно варьировать и изменять псевдоним.

На наш взгляд,такая характеристика детских произведений Хармса абсолютно несправедлива. Его стихами "Из дома вышел человек", "Иван Иваныч Самовар", "Игра" и др. зачитывалось не одно поколение юных читателей. Да и сам Хармс никогда бы не допустил "халтуры" в литературе для детей. Детские произведения были его "визитной карточкой". На каком-то этапе они фактически создали его литературное имя: ведь при жизни Даниила Хармса никто не знал, что в 1927-1930 годы им было написано гораздо больше «взрослых» вещей, но, кроме двух мимолётных публикаций в коллективных сборниках, ничего серьёзного напечатать так и не удалось.

Эстер

Впрочем, гораздо больше, чем отсутствие публикаций, Хармса в те годы волновали его взаимоотношения с женой. Здесь тоже многое остается непрояснённым для биографов.

Первой женой Хармса стала Эстер Александровна Русакова (1909-1943). Она была дочерью Александра Ивановича Иоселевича (1872-1934), эмигрировавшего в 1905 году во время еврейских погромов из Таганрога в Аргентину, а затем перебравшегося во Францию, в Марсель (здесь и родилась Эстер). Анархо-коммунист А. И. Русаков участвовал в демонстрации протеста против интервенции в 1918 году в Советскую Россию. За это был выслан на родину и в 1919 году прибыл в Петроград.

Семья Русаковых водила дружбу со многими писателями: А. Н. Толстым, К. А. Фединым, Н. А. Клюевым, Н. Н. Никитиным. Мужем одной из дочерей Русаковых, Любови, был известный троцкист, член Коминтерна В. Л. Кибальчич (Виктор Серж; 1890-1947). В 1936 году Эстер будет арестована именно за сотрудничество с Виктором Сержем и осуждена на 5 лет лагерей; 27 мая 1937 года отправлена этапом в бухту Нагаево в СЕВВОСТОКЛАГ.

Хармс познакомился с Эстер в 1925 году. В это время она, несмотря на юный возраст, уже была замужем (из дневниковых записей Хармса и стихотворных произведений можно судить, что имя первого мужа Эстер было Михаил). Разведясь с первым мужем, Эстер в 1925 году вышла замуж за Хармса и переехала к нему, но то и дело «сбегала» к родителям, и вплоть до официального развода в 1932 году. Это был мучительный для обоих роман.

Для Хармса, во всяком случае, мучения начались почти тотчас же после женитьбы, а в июле 1928 года, когда к нему приходит, пусть отчасти скандальная, слава и успех в детской литературе, он пишет в записной книжке:

Вместе с тем (или в силу этого?) Эстер Русакова останется на всю жизнь самым ярким женским впечатлением Хармса, и он будет мерить всех остальных женщин, с которыми его сведёт судьба, только по Эстер.

В марте 1929 года Хармс за неуплату членских взносов был исключен из Союза поэтов, но в 1934 году он будет без проблем принят в Союз советских писателей (чл. билет № 2330).

Конец ОБЭРИУ и первый арест

Настоящая катастрофа для ОБЭРИУ настала весной 1930 года. Она была связана с выступлением Хармса с друзьями в общежитии студентов Ленинградского университета. На это выступление отозвалась ленинградская молодёжная газета «Смена», в которой появилась статья Л. Нильвича с хлёстким заглавием: «Реакционное жонглёрство (об одной вылазке литературных хулиганов)»:

После таких агрессивных нападок ОБЭРИУ долго существовать не могло. На какое-то время самые активные участники группы – Хармс, Введенский, Левин – ушли в область детской литературы. Здесь большую роль сыграл Н.Олейников, который, формально не являясь членом ОБЕРИУ, творчески был близок объединению. С началом идеологической травли 1930-х годов тексты для детей стали единственными публикуемыми произведениями Хармса и других обэриутов.

Однако и в этой нише они продержались недолго. Свободное художественное мироощущение абсурдистов, их неумещаемость в контролируемые рамки не могли не вызвать недовольства властей. Вслед за резкими откликами на их публичные выступления в печати прошла «дискуссия о детской литературе», где подверглись жестокой критике К.Чуковский, С. Маршак и другие «идеологически невыдержанные» писатели, в том числе молодые авторы детской редакции Ленгиза. После этого группа обэриутов перестала существовать как объединение.

10 декабря 1931 года Хармс, Введенский и некоторые другие сотрудники редакции были арестованы.

То, что говорил Хармс по поводу своих произведений на следствии, он мог бы сказать и в кругу друзей. Фантастичными тут были лишь обстоятельства места да та предельная искренность, с которой характеризовал свое «антисоветское» творчество писатель.

Его приговорили к трём годам лагерей, но срок заменили короткой ссылкой. Хармс избрал местом пребывания Курск и пробыл там (вместе с точно так же осужденным А. Введенским) вторую половину 1932 года.

1930-е годы

В конце 1932 года Хармсу удалось вернуться в Ленинград. Характер его творчества меняется: поэзия отходит на задний план и стихов пишется всё меньше (последние законченные стихотворения относятся к началу 1938 года), прозаические же сочинения (за исключением повести «Старуха», творения малого жанра) множатся и циклизуются («Случаи», «Сцены» и т.д.). На месте лирического героя – затейника, заводилы, визионера и чудодея – появляется нарочито наивный рассказчик-наблюдатель, беспристрастный до цинизма. Фантастика и бытовой гротеск выявляют жестокую и бредовую несуразицу «непривлекательной действительности» (из дневников), причём эффект ужасающей достоверности создаётся автором, благодаря скрупулёзной точности деталей, жестов, речевой мимики персонажей. В унисон с дневниковыми записями («пришли дни моей гибели» и т.п.) звучат последние рассказы («Рыцари», «Упадание», «Помеха», «Реабилитация»). Они проникнуты ощущением полной безысходности, всевластия полоумного произвола, жестокости и пошлости.

По возвращении в Ленинград Хармс возобновляет дружеское общение с бывшими обэриутами. «Встречались мы регулярно - три-пять раз в месяц, - вспоминал Я. Друскин, - большей частью у Липавских, либо у меня». Их встречи - намеренно культивировавшаяся форма бесконечного философско-эстетического и этического диалога. Здесь категорически отвергались спор и отстаивание своей точки зрения как единственно верной. Это определялось даже не столько этикой, сколько онтологией: по мнению собеседников, в земном мире нет последней истины, не может быть безусловной правоты одного по отношению к другому: всё подвижно, изменчиво и многовариантно. Отсюда их скепсис по отношению к претендующей на безусловную истину науке, особенно точным наукам. Отголоски этой позиции, как и сам жанр диалога, во множестве встречаются в произведениях Хармса и содержат названные установки. В 1933-1934 годах беседы бывших обэриутов были записаны литератором Л. Липавским и составили не опубликованную при жизни Хармса книгу «Разговоры». Так же не был издан при жизни авторов коллективный сборник обэриутов «Ванна Архимеда».

В 1934 году умер К. Вагинов. В 1936 году А. Введенский женился на харьковчанке и уехал жить к ней. 3 июля 1937 года, по следам дела об убийстве Кирова, был арестован, а 24 ноября расстрелян Н. Олейников. 1938 год – арестован и сослан в ГУЛАГ Н.Заболоцкий. Друзья исчезали один за другим.

Между тем, в атмосфере всеобщего страха второй половины 1930-х годов Хармс продолжает не менее интенсивно, чем прежде, работать в детских журналах, умножая и свои псевдонимы под остававшимися неопубликованными «взрослыми» произведениями. Детские произведения он подписывал псевдонимами Чармс, Шардам, Иван Топорышкин и др., никогда не используя свою настоящую фамилию.

Невозможно не заметить, что и остальные друзья Хармса, точно так же как и он, интенсивно работавшие в самых разных жанрах: поэзии, прозе, драме, эссе, философского трактата, - ничего из написанного ими в печати не увидели. Но ни у одного из них не найти и ноты рефлексии по этому поводу. Не то чтобы они не желали увидеть свои произведения напечатанными. Просто целью писания было оно само, собственно акт высказывания и в лучшем случае - реакция на него ближайшего же дружеского круга. Бесцельность творчества - быть может, наилучшее определение для того, что делал Хармс (и его единомышленники) в литературе 1930-х.

В эти же годы Хармс составляет несколько сборников из написанных ранее произведений. Помимо тех, которые опубликованы в посмертном собрании сочинений Хармса, в его архиве сохранилось ещё два сборника, составленных из прежде написанных текстов. Они в чём-то похожи своим составом, но всё же и отличаются друг от друга. Самым интересным в этих сборниках является то, что над заглавием многих из них (и в некоторых отдельных автографах) имеется значок с цифрой. В общей сложности таких пронумерованных текстов 38, а среди значков самый старший - 43; некоторые номера не обнаружены. По мнению современных литературоведов - исследователей творчества Хармса, объяснение этим странным цифрам со значком «т» следует искать в оккультных увлечениях Хармса. Дело в том, что словесные интерпретации значений карт Таро часто складывались в разнообразные книги (и Хармс их изучал, как явствует из библиографических записей в его записных книжках). Вероятно, Хармс, по известным ему образцам, применял к тому или иному из своих текстов возможное толкование в соответствии с той или иной картой Таро и таким образом как бы раскладывал из своих произведений своеобразный карточный пасьянс.

«Зажечь беду вокруг себя»

В конце 1930-х годов, по воспоминаниям его последнего друга Я.С. Друскина, Хармс часто повторял слова из книги «Искатель непрестанной молитвы, или Сборник изречений и примеров из книг Священного Писания» (М., 1904): «Зажечь беду вокруг себя». Его темпераменту и психическому складу были близки эти слова. Порывистая искренность и презрение к мнению окружающих людей руководили им всегда. Жертвенность была, по его понятиям, одним из основополагающих принципов творения искусства. Он не стеснялся в оценках надвигающейся войны и, кажется, предвидел свою судьбу. «Зажечь беду» стало словно бы самоцелью писателя, способом сознательного самоубийства.

23 августа 1941 года Хармс был арестован за «пораженческие высказывания». Документов о втором аресте и «деле» Хармса 1941-42 годов не сохранилось. По одной из версий, писатель был признан невменяемым и помещён в психиатрическую больницу, где скончался от истощения 2 февраля 1942 года.

Вторая жена Хармса М. В. Малич, на которой он женился в 1935 году, после ареста мужа бросила архив (на последнем обыске изъяли только переписку и несколько записных книжек, а большее число рукописей уцелело) и перебралась в «писательский» дом на набережной канала Грибоедова, д. 9. Узнав от неё об этом, Я. Друскин отправился с Петроградской стороны на улицу Маяковского в брошенную квартиру друга. Здесь он собрал все бумаги, которые удалось найти, сложил рукописи Хармса в чемоданчик и провёз его через все перипетии эвакуации. В 1944 году сестра Хармса Е. Грицына передала Друскину ещё часть архива Хармса, найденного ею на их квартире. Так сохранилось от уничтожения литературное наследие писателя.

Сочинения Хармса, даже напечатанные, пребывали в полном забвении вплоть до начала 1960-х годов, когда был издан сборник его тщательно отобранных детских стихотворений «Игра» (1962). После этого ему около 20 лет пытались присвоить облик весёлого чудака, массовика-затейника по детской части, совершенно не согласующийся с его основными «взрослыми» сочинениями. Даже вторая жена писателя, Марина Малич (Дурново) в своих воспоминаниях искренне удивлялась тому, сколько великолепных произведений успел написать Хармс в 1930-е годы. Она считала своего мужа не самым удачливым, "средненьким" детским писателем. Ей, как и всем, были знакомы только детские стихи, опубликованные в журналах.

К середине 1990-х годов Хармс прочно занимает место одного из главных представителей русской художественной словесности 1920–1930-х годов, по сути дела противостоящей советской литературе.

Родился 17 (30) декабря 1905 в С.-Петербурге. Отец его, в бытность морским офицером привлеченный к суду в 1883 за соучастие в народовольческом терроре, провел четыре года в одиночной камере и более десяти лет на каторге, где, по-видимому, пережил религиозное обращение: наряду с мемуарными книгами Восемь лет на Сахалине (1901) и Шлиссельбургская крепость (1907) он опубликовал мистические трактаты Между миром и монастырем (1903), Тайны Царства Небесного (1910) и др. Мать Хармса, дворянка, заведовала в 1900-е годы приютом для бывших каторжанок в Петербурге. Хармс учился в санкт-петербургской привилегированной немецкой школе (Петершуле), где приобрел основательное знание немецкого и английского языков. В 1924 поступил в Ленинградский электротехникум, откуда через год был исключен за «слабую посещаемость» и «неактивность в общественных работах». С тех пор целиком отдался писательскому труду и жил исключительно литературным заработком. Сопутствующее писательству разностороннее самообразование, с особым уклоном в философию и психологию, как о том свидетельствует его дневник, протекало чрезвычайно интенсивно.

Изначально он чувствовал в себе «силу стихотворства» и своим поприщем избрал поэзию, понятие о которой определилось у него под влиянием поэта А.В.Туфанова (1877–1941), почитателя и продолжателя В.В.Хлебникова, автора книги К зауми (1924) и основателя (в марте 1925) Ордена Заумников, в ядро которого входил и Хармс, взявший себе титул «Взирь зауми».Через Туфанова сблизился с А.Введенским, учеником более ортодоксального поэта-«хлебниковца» и обожателя А.Крученыха И.Г.Терентьева (1892–1937), создателя ряда агитпьес, в том числе «актуализующей» сценической обработки Ревизора, спародированной в Двенадцати стульях И.Ильфа и Е.Петрова. С Введенским Хармса связала прочная дружба, тот, порой без особых оснований, принимал на себя роль наставника Хармса. Однако направленность их творчества, родственного в плане словеснических поисков, с начала до конца принципиально различна: у Введенского возникает и сохраняется дидактическая установка, у Хармса преобладает игровая. Об этом свидетельствуют первые же известные его стихотворные тексты: Кика с Кокой, Ваньки Встаньки, Землю говорят изобрели конюхи и поэма Михаилы.

Введенский обеспечил Хармсу новый круг постоянного общения, познакомив его со своими друзьями Л.Липавским и Я.Друскиным, выпускниками философского отделения факультета общественных наук, отказавшимися отречься от своего учителя, высланного из СССР в 1922 видного русского философа Н.О.Лосского, и пытавшимися развивать его идеи самоценности личности и интуитивного знания. Их взгляды безусловно повлияли на мировоззрение Хармса, 15 с лишним лет они были первыми слушателями и ценителями Хармса, во время блокады Друскин чудом спас его сочинения.

Еще в 1922 Введенский, Липавский и Друскин основали тройственный союз и стали называть себя «чинарями»; в 1925 к ним присоединился Хармс, который из «взиря зауми» стал «чинарем-взиральником» и быстро приобрел скандальную известность в кругах литераторов-авангардистов под своим новоизобретенным псевдонимом, которым стало множественное число английского слова «harm» – «напасти». Впоследствии свои произведения для детей он подписывал и иначе (Чармс, Шардам и т.д.), но собственной фамилией никогда не пользовался. Псевдоним был закреплен и во вступительной анкете Всероссийского Союза поэтов, куда Хармса приняли в марте 1926 на основании представленных стихотворных сочинений, два из которых (Случай на железной дороге и Стих Петра Яшкина – коммуниста) удалось напечатать в малотиражных сборниках Союза. Кроме них, до конца 1980-х годов в СССР было опубликовано лишь одно «взрослое» произведение Хармса – стихотворение Выходит Мария, отвесив поклон (сб. День поэзии, 1965).

В качестве члена литобъединения Хармс получил возможность выступать с чтением своих стихов, но воспользовался ею только один раз, в октябре 1926 – другие попытки были тщетными. Игровое начало его стихов стимулировало их драматизацию и сценическое представление: в 1926 он вместе с Введенским подготовил синтетический спектакль авангардистского театра «Радикс» Моя мама вся в часах, но дальше репетиций дело не пошло. Хармс познакомился с К.Малевичем, и глава супрематизма подарил ему свою книгу Бог не скинут с надписью «Идите и останавливайте прогресс». Свое стихотворение На смерть Казимира Малевича Хармс прочел на панихиде по художнику в 1936. Тяготение Хармса к драматической форме выразилось в диалогизации многих стихотворений (Искушение, Лапа, Месть и т.д.), а также в создании Комедии Города Петербурга и первого преимущественно прозаического сочинения – пьесы Елизавета Бам, представленной 24 января 1928 на единственном вечере «Объединения Реального Искусства» (ОБЭРИУ), куда, кроме Хармса и Введенского, входили Н.Заболоцкий, К.Вагинов и И.Бахтерев и к которому примыкал Н.Олейников – с ним у Хармса образовалась особая близость. Объединение было неустойчивым, просуществовало менее трех лет (1927–1930), и деятельное участие в нем Хармса было скорее внешним, никак не затронувшим его творческих принципов. Характеристика, данная ему Заболоцким, составителем манифеста ОБЭРИУ, отличается неопределенностью: «поэт и драматург, внимание которого сосредоточено не на статической фигуре, но на столкновении ряда предметов, на их взаимоотношениях».

В конце 1927 Олейников и Б.Житков организуют «Ассоциацию писателей детской литературы» и приглашают в нее Хармса; с 1928 по 1941 он постоянно сотрудничает в детских журналах «Еж», «Чиж», «Сверчок» и «Октябрята», за это время у него выходит около 20 детских книг. Эти сочинения являются естественным ответвлением творчества Хармса и дают своеобразный выход его игровой стихии, но, как о том свидетельствуют его дневники и письма, писались они исключительно для заработка (с середины 1930-х годов более чем скудного) и особого значения автор им не придавал. Печатались они стараниями С.Я.Маршака, отношение к ним руководящей критики, начиная со статьи в «Правде» (1929) Против халтуры в детской литературе, было однозначным. Вероятно, поэтому приходилось постоянно варьировать и изменять псевдоним.

Ненапечатанные его произведения газета «Смена» расценила в апреле 1930 как «поэзию классового врага», статья стала предвестием ареста Хармса в конце 1931, квалификации его литературных занятий как «подрывной работы» и «контрреволюционной деятельности» и ссылки в Курск. В 1932 ему удалось вернуться в Ленинград. Характер его творчества меняется: поэзия отходит на задний план и стихов пишется все меньше (последние законченные стихотворения относятся к началу 1938), прозаические же сочинения (за исключением повести Старуха, творения малого жанра) множатся и циклизуются (Случаи, Сцены и т.д.). На месте лирического героя – затейника, заводилы, визионера и чудодея – появляется нарочито наивный рассказчик-наблюдатель, беспристрастный до цинизма. Фантастика и бытовой гротеск выявляют жестокую и бредовую несуразицу «непривлекательной действительности» (из дневников), причем эффект ужасающей достоверности создается благодаря скрупулезной точности деталей, жестов, речевой мимики. В унисон с дневниковыми записями («пришли дни моей гибели» и т.п.) последние рассказы (Рыцари, Упадание, Помеха, Реабилитация) проникнуты ощущением полной безысходности, всевластия полоумного произвола, жестокости и пошлости.

В августе 1941 Хармс был арестован за «пораженческие высказывания».

Сочинения Хармса, даже напечатанные, пребывали в полном забвении до начала 1960-х годов, когда был издан сборник его тщательно отобранных детских стихотворений Игра (1962). После этого ему около 20 лет пытались присвоить облик веселого чудака, массовика-затейника по детской части, совершенно не согласующийся с его «взрослыми» сочинениями. С 1978 в ФРГ публикуется его собрание сочинений, подготовленное на основе спасенных рукописей М.Мейлахом и В.Эрлем. К середине 1990-х годов Хармс прочно занимает место одного из главных представителей русской художественной словесности 1920–1930-х годов, по сути дела противостоящей советской литературе.